Фёдор Аульский.
МАРАФОН ДЛЯ СНЕЖНОГО ЧЕЛОВЕКА.
Рассказ.
Его звали Ром. Он был почти трёхметровым гигантом с приплюснутым носом и плотно прижатыми к голове маленькими заостренными кверху ушами. Его могучее тело покрывала густая серая шерсть. Он сильно сутулился, особенно при ходьбе, но, даже не смотря на столь сильное сходство с некоторыми видами обезьян, он все же был человеком – снежным человеком.
Когда-то давно, лет пять назад, он вместе со своей подругой Улой покинул своих немногочисленных сородичей и ушёл вслед за солнцем. Там, где они жили раньше, всё чаще и чаще стали появляться люди. Такое соседство было для них опасно, а потому нежелательно. И Ром, решив найти более спокойное место для своего племени, ушёл вместе с Улой на его поиски. Они вышли в начале мая и уже где-то к концу июля нашли то, что искали. Место было спокойное, богатое дичью, ягодой и кедровыми орехами. Найдя подходящую пещеру, они приспособили её для жилья. Следующим летом они собирались привести в эти места своё племя, но к концу зимы люди добрались и туда. Теперь приводить сородичей на новую территорию не имело смысла. Возвращаться назад к своему племени не захотела Ула. И они остались вдвоём, один на один с окружающим их вечно враждебным миром.
Ром сидел на холодном камне, на берегу мерно текущего ручья и с тоской наблюдал за плывущими по нему жёлтыми листьями. Его одолевали грустные мысли, а печалиться ему было о чём. Этой весной погибла Ула, и теперь Ром остался один с малышом на руках. Где-то на востоке жили его сородичи, но до них было слишком далеко. Он смог бы дойти до них один, но с малышом об этом было лучше не думать. Маленькому Агу только недавно исполнился год, и он едва начал самостоятельно ходить. Но, несмотря на столь юный возраст, у него уже был довольно скверный характер. Агу почти постоянно хныкал и что-то жалостно, а иногда и сердито лопотал. Ром догадывался, что малышу нужна была мать.
Летом Ром мог довольно легко прокормиться сам и прокормить Агу. Летом с питанием особых проблем не возникало. Когда он уходил добывать пищу, то привязывал малыша в пещере верёвкой, брошенной в лесу незадачливыми туристами. Но Агу подрастал. И вот вчера, вернувшись с охоты, Ром нашёл малыша спокойно разгуливающим возле пещеры. Оказалось, что он перегрыз верёвку своими новенькими, недавно вылезшими зубками. И теперь оставлять его одного в пещере было нельзя. С предоставленным самому себе Агу могло случиться всё, что угодно. А брать его с собой на охоту или сбор ягод означало одно – остаться голодными.
Ром знал, что скоро зарядят проливные дожди, а за ними придёт и зима. И тогда с пищей начнутся настоящие проблемы. Ему будет трудно прокормиться даже самому, а тут ещё и Агу, которого придётся постоянно таскать за собой. Ром не знал, что ему делать, а что-то делать было просто необходимо. И он усиленно ворочал мозгами в попытке найти решение.
Решение пришло неожиданно. И оно было просто, как всё гениальное, хотя и риск был, конечно, велик. Но рисковать ему придётся в любом случае. Выбора у него всё равно не было.
Заря только успела окрасить горизонт в розовый цвет, а Ром уже разбудил проплакавшего половину ночи малыша. Он привычным движением подсадил его себе на загривок и двинулся в путь. Невыспавшийся Агу, вцепившись в густую серую шерсть своего отца, хныкал и что-то сердито мычал, пуская ртом слюнявые пузыри. Ром, не обращая на него внимания, упрямо шёл вперёд, сбивая босыми ногами холодную утреннюю росу. Ему было не до малыша, его мысли витали далеко.
Только к полуночи они вышли к небольшому таёжному посёлку лесорубов. Здесь жили люди. Здесь жили ему подобные. Здесь он надеялся найти то, за чем пришёл.
Остаток холодной осенней ночи они провели, сидя под деревом. Агу спал у Рома на коленях, зарывшись, как в одеялах, в его шерсти. Греясь сам, он грел своим крохотным тельцем и отца. Ром в ожидании рассвета почти не сомкнул глаз. Сказывалось нервное напряжение.
Наконец утро вместе с промозглостью тумана спустилось на посёлок. Ром аккуратно снял малыша с колен и опустил его на нагретую им за ночь землю в надежде, что, утомлённый вчерашним переходом, Агу проспит ещё долго. Пора было идти, и Ром, посмотрев на малыша долгим взглядом, на всякий случай мысленно попрощался с ним. Обречённый на "поступок", он, ссутулившись больше обычного, двинулся сквозь молоко тумана в сторону посёлка. Время подгоняло его.
Подойдя, никем не замеченный, к крайнему дому, он не раздумывая прыгнул на тесовую четырёхскатную крышу. Доски под тяжестью его тела предательски проскрипели. Этого короткого скрипа оказалось вполне достаточно, чтобы наделать шума. Двор, а за ним и весь посёлок, взорвался собачьим лаем. Ром на четвереньках поспешно пересёк крышу и оказался на противоположной её стороне, возле навеса над крыльцом. Он присел на корточки и стал ждать. Ждать, как он и предполагал, пришлось недолго. Где-то через минуту после того, как он занял свою позицию, раздался скрип отворяемой двери. И Ром услышал, как испуганный женский голос спросил:
– Кто здесь?
Нельзя было терять ни секунды, и Ром не терял. Он лихо спрыгнул на землю и, как бешеный, кинулся к не ожидавшей этого женщине, на ходу левой рукой отодвигая в сторону направленный на него в упор ствол охотничьего ружья. Грянул выстрел, но заряд картечи с воем ушёл куда-то мимо. Запахло порохом. Ром, не обращая на это внимания, потянул ружьё на себя. Женщина, подавшись вперёд, упала прямо ему на грудь, но оружия из рук не выпустила. Он ещё раз резко дёрнул и, вырвав у неё ружьё, отбросил его в сторону. Женщина, истерично вскрикнув, потеряла сознание и, обмякнув, всей тяжестью своего тела навалилась на него. Ром подхватил её обеими руками, перекинул как мешок через плечо и, пнув совсем уж обнаглевшего пса, запрыгнул на крышу. Быстро пробежав по ней, он спрыгнул с другой стороны дома и рванулся к лесу. Он бежал со всех ног туда, где оставил маленького Агу. И уже через минуту он вместе со своей пленницей растаял в спасительном тумане. В посёлке продолжали отчаянным лаем заливаться собаки. И, как бы вдруг спохватившись, вслед ему прозвучало три запоздалых ружейных выстрела.
Рому пока везло. Агу оказался на месте. Он, ни о чём не подозревая, крепко спал. Ром опустил рядом с ним одетое в длинную ночную рубашку и старенькую потёртую телогрейку бесчувственное тело женщины и сам присел рядом, чтобы немного отдышаться. Оставаться здесь, под деревом, долго он не собирался, да ему и не дали. Не прошло и десяти минут, как он вернулся к Агу, а со стороны посёлка уже раздавался многоголосый шум собачьего лая и человеческих выкриков. Ром когда-то воровал с таёжных пасек мёд и по опыту знал, что люди, если их потревожить, всегда много кричат, ругаются и бестолково суетятся. Оперативность же лесорубов, с какой они организовали погоню, пугала его. Он никак не ожидал такого стремительного развития событий.
Передовая группа в сопровождении своры беснующихся собак быстро шла по его следу. Пора было, пока не поздно, уносить отсюда ноги. Хорошо хоть туман ещё держался плотной пеленой, даря Рому лишний шанс уйти от преследования.
Женщина тихо застонала, начиная приходить в себя. Ром легонько ударил её ладонью по челюсти. Она, всхлипнув, опять обмякла. Он одной рукой перекинул её через плечо, другой подхватил малыша и крепко прижал его к груди. Испуганный полупроснувшийся Агу возмущённо, во всю глотку, заголосил. Он отчаянно дёргал руками и ногами, пытаясь высвободиться из железных объятий отца. Ром, даже не пытаясь успокоить бившегося в истерике малыша, бежал в сторону своей пещеры, где собирался укрыться от навязчивой погони. Он понимал, что разозлил людей не на шутку. И теперь, если его поймают, то ему не избежать сурового наказания. Он часто из любопытства наблюдал за людьми и знал, какими жестокими и беспощадными они бывают.
Вкладывая в марафон все свои силы, Ром быстро увеличивал расстояние, отделявшее его от преследователей. Но долго так продолжаться не могло. Он начал уставать. И, чтобы сбить погоню со следа, он повернул на восток, в сторону болота.
Растянувшегося на несколько километров с юга на север болота Ром не боялся. Он знал его хорошо. Они были старыми добрыми приятелями. Болота боялись разбалованные цивилизацией люди. Оно было для них чужим, а потому опасным.
Ром, утопая по колени в вонючей болотной жиже, шёл вдоль левого берега по только ему известной тропе. Он прошёл уже около двух километров, когда услышал позади себя, как погоня по его следу выходит к болоту. Туман давно рассеялся, и, чтобы не быть замеченным, ему срочно надо было выходить на берег и скрыться в тайге. Ром уже, увязая в топком болоте, напрямую торопился к берегу, когда из-за леса почти над самой его головой вынырнул вертолёт. Ром в испуге замер на месте и тупо уставился на сердито грохочущее чудовище. Так близко он его ещё не видел. Вертолёт, сделав над ним два круга, опять исчез за деревьями в поисках подходящего места для посадки. Ром буквально интуитивно понял, что на его борту находится толпа злых вооружённых людей. Если в дело был задействован вертолёт, то, значит, на него началась настоящая серьёзная охота. Теперь в пещеру лучше не соваться – можно нарваться на засаду. И Рому оставалось только одно – идти к противоположному правому берегу. Так он и сделал. Болото было нешироким, и он быстро пересёк его открытое пространство и сразу изо всех сил побежал на восток. Рому без труда удалось бы уйти от преследования, но он был отягощён двойной ношей. Женщина была тяжела, а Агу постоянно дёргался и скулил, как побитая собачонка. Но всё равно бросать женщину Ром не собирался, а уж Агу – тем более. Он всё же надеялся уйти вместе с ними.
Мысли Рома лихорадочно прыгали в поисках выхода из создавшейся ситуации. Возвращаться в пещеру было нельзя. Где-то там, неподалёку от неё, высадился охотничий десант, и его пещеру, конечно же, уже нашли. И там его будут ждать, чтобы всадить между глаз холодную пулю. Нет, возвращаться ему точно нельзя! Прятаться где-нибудь здесь тоже не стоило. Голод быстро выгонит его из укрытия, и он, ослабевший, может легко попасть в руки охотников. Нет, делать надо было что-то другое. И Ром придумал. Он решил идти на восток, туда, где жили его сородичи. Если удастся до них добраться, то сородичи помогут им пережить зиму, а весной будет легче и с питанием, и с поиском нового жилища для себя и маленького Агу. Похищенная женщина теперь им была не нужна, и Ром опустил её тяжёлое тело на землю. Она, что-то со стоном прошептав, пошевелилась. Ром, не став дожидаться, когда она придёт в себя окончательно, побежал дальше. Он знал, что скоро её подберут люди, и, может быть, прекратят преследовать его.
Глупый, глупый Ром! Он совсем не знал, как азартна бывает охота. А уж охота на себе подобного – вообще ни с чем не сравнимое удовольствие.
Рому с одним Агу на плечах бежать было гораздо легче. И он бежал, время от времени переходя на быстрый шаг, чтобы отдышаться.
Марафон продолжался!
К вечеру они вышли к какой-то незнакомой ему реке и остановились там на ночлег. Ночь прошла спокойно. Никто не потревожил их. Утром, как только забрезжил рассвет, Ром с плачущим Агу на загривке переплыл реку и продолжил свой путь на восток. Звуков погони больше не было слышно, и Ром стал успокаиваться. Теперь оставалась одна проблема. Надо было до наступления сильных морозов найти своих сородичей.
Где-то ближе к полудню широкая, в несколько километров, полоса прошлогоднего гарельника преградила им путь. Ром мог бы обойти её, но тогда он потерял бы, как минимум, день, а такой роскоши Ром позволить себе не мог. И он двинулся прямо через гарельник. Идти было тяжело. Молодая поросль, пробивающаяся сквозь хаотично наваленные обгорелые стволы вековых сосен, путаясь в ногах, мешала ему. Он прыгал с одной валежины на другую, с трудом удерживая равновесие.
Он прошёл уже почти весь гарельник, когда вновь услышал позади себя знакомый ему звук вертолётного двигателя. Винтокрылая машина стремительно приближалась к нему. Ром обернулся и остолбенел. Он понял всё. Он понял, что люди лишают его последнего, и без того призрачного, шанса на выживание, который у него ещё был. Инстинкт сохранения рода приказывал ему сделать всё возможное и невозможное, чтобы спасти малыша. И он, аккуратно сняв со своей шеи Агу, крепко прижал его обеими руками к груди и рванул к густо растущему по краю гарельника сосняку. И он бы добежал, если бы не пуля, выпущенная из карабина с борта вертолёта. Она настигла его, не дав добежать до спасительного сосняка всего метров сорок. Ром упал, выпустив из рук малыша. Застрявшая в теле пуля нестерпимо жгла грудь, мешая ему дышать. Глаза застилала серая непроницаемая пелена. Где-то рядом надрывался плачем Агу. Ром понял, что это конец. Конец ему, а значит, и его малышу. Люди убили их!
Ром последний раз вздохнул, булькая полными крови лёгкими, и закрыл глаза. Последнее, что он почувствовал, это как на его нос нежно опустилась и начала таять первая снежинка. Короткая северная осень заканчивалась. Ей на смену торопилась слишком ранняя в этом году зима. Но Рому уже было всё равно. Его марафон оборвался. Он был мёртв.